Когда за Германию было стыдно

Немецкий антифашист, бывший узник нацистского концлагеря, об освобождении и отступлении гитлеровских войск:

Грац — это австрийский город, но в нем были сильны нацистские настроения. Грац был оплотом немецкого нацизма. Я был в госпитале на достаточно привилегированных условиях. Я вышел из лагеря, и меня разместили в госпитале сестер-католичек, которые, разумеется, были против режима. Но был один парикмахер, который лично знал Гитлера. У него висела его фотография, он ее снял только 8 мая.

Меня поразило, когда с высоты этого госпиталя (а там был еще большой парк), я увидел стремительное отступление войск, на границе с Венгрией, которая была совсем близко. Это была дивизия СС «Викинг», которая отступала идеальным строем, надо отметить. В это же время отступали русские солдаты, которые были толи монгольского, толи тюркского происхождения. Она из сестер пришла меня навестить и попросила, чтобы я шел с ней посмотреть одного русского офицера.

Я был в палате больных, где было много русских. Это было конечно жуткое зрелище. Я вышел утром с сестрой-католичкой, которая боялась, что ее изнасилуют. И я видел русскую армию, которая шла по полям и лугам Граца. Меня поразило, что они ехали не на грузовиках, не на танках, а на конях, запряженных в телеги.

Потом меня пригласили на большой концерт в честь Сталина, где звучал гимн Сталину. Это было достаточно странно.

Там также были французы, среди которых было немало коллаборационистов, которые пытались представиться как коммунисты.

Говоря о нынешних дебатах в Германии (интервью сделано 5 мая 1995 года. — RFI), было ли 8 мая 1945 года днем освобождения Германии или ее ужасного поражения?

Я считаю, что эти споры абсолютно абсурдны. Лично для меня это было освобождение, потому что, если бы война продолжалась еще 2 месяца, я бы не дожил до сегодняшнего дня.

Если мы возьмем, к примеру, немецкого солдата, попавшего в плен Красной армии в 1945 году и оставшимся в советских лагерях до 1955 года, или немку из Восточной Пруссии, изнасилованную советскими солдатами и выгнанную из собственного дома ударами кнута, или просто жителя Саксониии, который лишь поменял одну диктатуру на другую, можно ли говорить об их освобождении?

В этом случае, конечно, нет. Для женщин, которые подверглись насилию, это осталось страшной трагедией на всю жизнь, от которой они, возможно, так никогда и не оправились. На западе Германии было по-другому — с приходом западных войск люди часто испытывали облегчение, потому что им удалось избежать смерти, войны, и начать новую жизнь. Но для миллионов людей на востоке, которые подверглись оскорблениям и притеснениям, оказались в полной нищете, это стало личной и национальной катастрофой. Знаете, не надо создавать иллюзию, много немцев до окончания войны были связаны с режимом и оставались верными ему.

***

Бывший офицер Вермахта о чувстве освобождения и стыда:

Мы все, солдаты и офицеры, которые оказались в этом маленьком госпитале, ясно почувствовали, что нас освободили. Освободили от непосильного бремени, большого горя, от эпохи, которую, в конце концов, мы все ненавидели. И, в особенности, от человека, который нес за все это ответственность, от Гитлера, который покончил с собой 30-го апреля. Мы услышали новость о его самоубийстве в Берлине по радио. Начиная с этого момента, мы почувствовали себя полностью освобожденными и, наверное, почувствовали небольшую грусть, так как все-таки это было поражение. Но чувство облегчения и свободы преобладало.

Но вы, будучи офицером, националистом, что вы чувствовали перед лицом этого поражения?

По мере того, как мы начали понимать, что Гитлер — преступник, что он совершил чудовищное преступление, масштаб которого оставался до нас неизвестным. Мы ровным счетом ничего не знали и не слышали о том, что происходило раньше. Мы не знали о лагерях смерти, о преступлениях против евреев, о том, что евреев высылали, и они погибали на востоке. Нам всегда говорили, что их отправляли туда на работы. Поэтому мы не знали о масштабе преступлений. Но мы поняли, что мы служили преступнику, и вопреки нашим личным националистическим убеждениям, нашей гордости быть офицерами Вермахта немецкой армии, мы испытали большое облегчение, что все закончилось. И мне кажется, в тот момент я не проронил ни слезинки за родину. Это стало для нас переходом от диктатуры к демократии, к полной свободе.

Что касается разговоров, которые идут сегодня (интервью сделано в 1995 году. — RFI)в Германии, я искренне придерживаюсь мнения, что мы были, прежде всего, освобождены. Освобождены, а остальное не в счет.

Сегодня, оглядываясь на прошлое, с высоты моего возраста, опыта, того огромного количества литературы, которое я прочел после войны о том, что сделал Гитлер в Германии,  я готов сказать, что полностью порываю со своим прошлым немецкого офицера. Гордости больше не осталось. Она исчезла, растворилась.

Единственные воспоминания, к которым я привязан — это воспоминания о товарищах, погибших во время войны, о которых невероятно скорблю. Этот дух товарищества до сих пор живет во мне, я не могу отделаться от мысли, что пережил замечательное приключение в мужском коллективе, с людьми, которые были настоящими друзьями. Это единственное воспоминание, которое я храню, если хотите, позитивное впечатление от того времени. Все остальное я полностью отвергаю и говорю себе, что мы были помощниками преступника. И мы хотим передать это сообщение будущему поколению, чтобы подобное никогда не повторилось.

Видите ли вы разницу между зверствами СС-овцев на востоке и жестокостью советских солдат на территории Германии?

Нет, я не вижу разницы. Я думаю, что в этой войне самые низменные инстинктами проявлялись в людях со всех сторон и во всех армиях. Разумеется, мы были теми, кто начал эту войну. Творить чудовищные бесчинства начали немцы, а потому то, что последовало со стороны противников по отношению к нам, стало лишь результатом того, что мы сделали сами.

Что почувствовали немцы после 8-го мая 1945 года, в момент, когда англичане и американцы показали им концентрационные лагеря? И что вы сегодня об этом думаете? Какую работу над собой вы провели за это время?

Все эти многочисленные фильмы и фотографии освобождения концлагерей, сколько бы я их не видел, остаются для меня глубоким душевным потрясением. Мне стыдно, мне стыдно за свою страну. Я не могу себе это объяснить. Каждый раз я пытаюсь найти хоть какое-то объяснение, и не нахожу. Как такой народ, как немцы, которые является одним из самых цивилизованных народов в мире, в Европе, народ, который дал миру таких людей как Гете, Бетховен, Моцарт и Бах, как такой народ смог деградировать до такой степени, дойти до того, чтобы ставить себя выше других народов. Этому, наверняка, есть множество объяснений. Энтузиазм, который Гитлер вызывал у людей. Он был человеком, оказавшим огромное влияние на свой народ. Народ, который долгое время был лишен работы, национальной гордости после необъяснимого поражения в 1918 году и унизительного Версальского договора. Есть множество объяснений, которые были представлены во множестве книг. Но всего этого недостаточно, чтобы объяснить все те вещи, которые сделал мой народ. И я никогда, никогда не смогу принять и преодолеть это.