Вперед в 1991-й

Я думаю, что лет пять у нас до уровня 1998 года по ситуации и лет десять у нас до уровня 1990 года

Сбербанк России обнародовал аналитический доклад, в котором говорится, что в 2016 году восстановления цен на нефть до среднего уровня $65 за баррель можно будет не ждать, а с учетом эффекта от большего замедления в Китае и роста предложения иранской нефти средние цены марки Юралс могут составить только $55 и последующая траектория цен в 2017-18 годах будет ниже ожидавшейся. Не исключен шок на валютном рынке в четвертом квартале этого года.

Согласно этому докладу, Россию ждет еще один год без роста потребления. Выход из рецессии откладывается до 2017 года. Переход к режиму большей экономии бюджетных расходов станет неизбежным. Индексация пенсий пройдет ниже инфляции, что дополнительно ударит по доходам населения.

Кроме того, агентство Блумберг опубликовало данные Standard & Poors о растущей задолженности российских регионов: «Часы тикают для президента Владимира Путина, которому необходимо разрядить ситуацию, вызванную его указами о повышении социальных расходов. Это способствовало удвоению долговой нагрузки на российские регионы – до 2,4 триллионов рублей (42 миллиарда долларов) за последние пять лет. Напряжение их финансов достигнет критического уровня в ближайшие два или три года, увеличивая риск вливаний из федерального бюджета, уже дефицитного, впервые с 2010 года».

Экономический эксперт московского Центра Карнеги Андрей Мовчан говорит, что разделяет оценки Сбербанка, но лишь до определенной степени:

– Здесь есть некоторое лукавство. Потому что когда мы говорим, что рост откладывается, то мы совершенно не отвечаем на вопрос – а откуда он возьмется? У меня впечатление другое. Я считаю, что если не будет серьезных изменений с точки зрения экономической политики – не в смысле какие налоги, какие инвестиции государственные, а как устроена система законодательная, как государство управляет экономикой и т. д., – то в 2017 году нам тоже неоткуда брать рост. Потому что у нас фактически идет накопление депрессии в экономике. Экономика – это такая штука, что если она впадает в депрессию, то она эту депрессию сама и провоцирует дальше. Поэтому я смотрю на ситуацию при нынешних данных как на рецессию, которая будет накапливаться от года к году. Она не будет, может быть, радикальной, это не будет 10% в год, но 2-3% в год мы должны терять и в 2016-2018 затрачивать потихоньку свои резервы. Потому что абсолютно непонятно, как в этих условиях, когда мы впали в рецессию еще до Крыма, до падения цены на нефть, с какой стати, откуда, почему у нас возьмутся драйверы роста, если мы ничего не меняем в своем подходе.

– В выводах Сбербанка говорится: «Негативное влияние сводится к снижению цен на сырье, небольшому ускорению оттока капитала и дополнительному снижению курса рубля. При этом, говорит Сбербанк, – политика гибкого валютного курса помогает экономике быстро адаптироваться к новым внешним условиям, снижая последствия шоков». То есть речь идет о том, что упадет рубль и тогда экономика как-то задвижется.

– Рубль уже упал, и экономика не задвигалась, как вы видите. Более того, рубль даже сильно подрос с точки своего падения. Ровно потому, что экономика не задвигалась и никому не потребовались доллары, и импорт резко упал. То, что у нас рубль так сильно вырос с отметок 70 рублей за доллар, это показатель того, что наша экономика очень плохо себя чувствует. И она не в состоянии потреблять импорт. Кроме того, Сбербанк же не отвечает на главный вопрос. Почему мы в 2013 году уже фактически не росли, а даже, я бы сказал, падали, а в 2012 году росли намного медленнее всего мира? Никуда же не делись те факторы, которые к этому привели. Они все присутствуют.

– Сбербанк говорит, что есть и старые проблемы – «истощение средств Резервного фонда в случае длительного периода низких цен на нефть». Говорит о том, что «положение потребителей снова ухудшится». Вот это все, когда это исходит из уст не каких-то независимых экспертов, не оппозиционных политиков, когда это исходит из недр вполне себе государственного Сбербанка, это что такое? Это осознание властью (или какой-то части власти) того, что происходит? Это может подвигнуть политическую составляющую власти к каким-то движениям или не может?

– Я могу это знать так же, как и вы. Я могу знать экономическую ситуацию, я могу ее прогнозировать, но сказать, кто что думает в доме за красной стеной, – я не могу. Я могу только догадываться. Мой опыт подсказывает, что то, что говорит условно ведомство Грефа, оно корреляцию с действиями власти составляет нулевую. Оно иногда коррелирует, иногда нет, иногда в обратную сторону. Это совершенно нельзя предсказать. В данном случае Сбербанк говорит, на мой взгляд, часть правды разумно, взвешенно, спокойно, без криков и истерики. За что большое спасибо. Но я что-то не помню, чтобы кто-то его слушал раньше во власти.

– Когда-то слушали.

– Сбербанк не дает рецептов. Он говорит – восстановление начнется позже. Естественная реакция власти на это – ок, мы еще потерпим, но восстановление все равно придет. Реальная беда заключается в том, что, на мой взгляд, восстановление не придет, если не менять многие вещи.

– Что такое «восстановление придет»? И сколько времени есть у Кремля? Есть обзор Standard & Poors о том, что у российских регионов очень быстро накапливается долг и что у Путина есть 2-3 года, чтобы как-то решить эту проблему. Говорится о том, что все это коренится в обещаниях Путина поднимать социальные расходы. Насколько это страшная вещь? Насколько у правительства есть резервы, чтобы как-то с этим справляться?

– Там цифры надо проверять. Потому что Standard & Poors пишет, по-моему, 42 миллиарда долларов накопленного долга. Во-первых, у меня есть впечатление, что накопленного долга несколько больше. Во-вторых, сами по себе 42 миллиарда – это немного, это меньше, чем на Олимпиаду потратили. Основная проблема в другом. Основная проблема не в тех 42 миллиардах, которые уже есть, а в тех темпах, которыми этот объем нарастает.

– Это нарастание ускоряется из-за того, что власти пытаются поддерживать социальную стабильность, социальные расходы?

– Дело в том, что регионы – это часть России. Если в России за последние годы убили бизнес, который мог бы быть источником налогов сегодня, то в регионах произошло ровно то же самое. Не бывает, что Россия отдельно и регионы отдельно. Поэтому источника налогов нет. Крупные источники налогов, которые существовали, – это местный бизнес, банки и т. д., это все очень сильно свернуто. Банки прибыли не получают, местный бизнес прибыли не получает, перекрывается. Бизнес сильно монополизируется. Рубль сильно просел. А у регионов, как и у России, от 40 до 60% потребления – это импорт. Поэтому импорт стал сильно дороже, а импортозамещения, как видите, никакого нет и быть не может. Мы об этом говорили еще полтора года назад. В общем, все было ясно тогда – не будет никакого импортозамещения, сколько бы рубль ни стоил. Вопрос не в этом, не в рубле. Поэтому регионы объективно находятся в очень тяжелой ситуации. Регион не может сегодня преодолеть общероссийских проблем, скажем, той же проблемы тотальной коррупции системы правоприменения. В рамках такой коррупции уже не в состоянии работать бизнес, не в состоянии развиваться и приносить доходы. Количество малого бизнеса, который является основной региональной активности, сокращается драматически. Поэтому проблема в том, что регионы просто потеряли возможность зарабатывать. Не то что вернуть старые долги, они будут делать новые долги все время. И это часть той же самой картинки, той же самой проблемы. Здесь речь не о 2-3 годах, а речь о том, что нужно для начала сломать эту тенденцию. Нужно сделать так, чтобы через год у регионов общий долг был меньше, чем сегодня, или хотя бы немножко больше, а не обвально больше.

– Выводы Сбербанка завершаются словами «выход из кризиса займет больше времени. Но катастрофические сценарии никак не просматриваются». При этом Standard & Poors говорит о 2-3 годах. С вашей точки зрения, глядя на эту картинку в совокупности, на эти прогнозы по нефти, по всему, есть какой-то срок, в течение которого катастрофический сценарий не просматривается, но есть что-то, что будет существенно отличаться, существенно ухудшится в ситуации в экономике, что заставит власти политические действовать каким-то образом?

– Понятно, что это гадание на кофейной гуще, но я думаю, что лет пять у нас до уровня 1998 года по ситуации и лет десять у нас до уровня 1990 года.

– Что это значит?

– Лет через пять у нас будут исчерпаны резервы и банковская система будет не в состоянии отвечать по своим обязательствам, если ничего не будет меняться, если не менять экономическую политику, не двигаться и т. д., если вести себя так же, как сегодня. А лет через 10 у нас будет исчерпан товарный потенциал. У нас встанут очереди, как в Венесуэле. И не потому, что у нас будет левая политика (наша политика не левая, она вполне себе центристская), а просто потому, что у нас будет исчерпан еще и центральный производительный потенциал, и возможность импортных операций. Но, еще раз, это – гадание на кофейной гуще, – заключает экономический эксперт Андрей Мовчан.