Занимательные антиутопии

Павел Казарин

И почешут тогда мировые лидеры в затылках, выбирая между ИГИЛ и Россией, плюнут и выберут Россию. Мол, против Гитлера – хоть с дьяволом

Меркель и Олланд слетали к Путину. Взывали к здравому смыслу и искали компромиссы. И вот уже в украинском сегменте сети проводят параллели с Мюнхеном, разглядывая портреты Дюладье. Вспоминают Судеты, наивного Чемберлена с его «я привез мир нашему поколению» и Черчилля с его сентенцией о войне и бесчестии.

Детям двадцатого века сложно найти другой язык для описания двадцать первого. Одно уточнение. Все думают, что Украина – это Чехословакия. А она вполне может оказаться Финляндией.

Вот смотришь, как российская делегация покидает ПАСЕ и думаешь о том, что в декабре 1939-го точно так же советская уходила из Лиги наций. Ее оттуда исключили – за нападение на Финляндию. И думаешь – ух ты, какая историческая параллель.

И в голову начинает лезть всякое. Например, что теперь Москва выберет себе «новую Прибалтику» и начнет ее «инкорпорировать». Затем вместе с кем-то поделит какую-нибудь страну. Или страны. Начнет на новоприобретенных территориях духовные скрепы внедрять.

А потом какой-нибудь ИГИЛ решит устроить Западу судный день – за карикатуры, миниюбки и рок-н-ролл. И Россия первые пару лет будет самозабвенно на все лады рифмовать «Шарли Эбдо», которые сами виноваты. Мол, если ваши посольства жгут, корабли топят, а самолеты сбивают – то только от недостатка духовности. Вот у нас — духовность, что надо.

А потом в один прекрасный день окажется, что дело не в духовности. И что ИГИЛ дотянулся до Центральной Азии. И до южного подбрюшья. И до Северного Кавказа. И что воевать теперь надо не с украинцами, которые окопались вдоль своей «линии Порошенко», и не Карелию-Новороссию обустраивать, а с теми самыми традиционными ребятами, у которых свои собственные духовные скрепы на экспорт.

И почешут тогда мировые лидеры в затылках, выбирая между ИГИЛ и Россией, плюнут и выберут Россию. Мол, против Гитлера – хоть с дьяволом.

Дадут Москве полуторки с кредитами и лендлизы с патронами, чтобы не допустить повального распространения на одной восьмой части суши флешмоба с отрезанием голов. Потому что враг нашего врага – наш, как бы, друг. В конце концов, из двух бед выбирают то, что поадекватнее.

И снова герои, и снова коллаборационисты. И пьют за победу – ту, которая «наша». И день тот самый приближают как могут – скопом. И пуля – дура, а боеголовка – молодец. И вот тебе новый Тегеран. А вот –  Ялта. А где-то там на горизонте – Потсдам, если дотянем. Но ведь дотянем, сдюжим.

Сдюжили. ИГИЛ повержен. Его хором победили и хором отпраздновали. Правда, капитуляций снова было несколько, потому что дело это обстоятельное и нельзя, чтобы ее какой-нибудь генерал подписывал – только маршал. Со второй попытки подписали. Праздник учредили. Музеи открыли. Памятники поставили.

Михалков снимает фильм об авиадивизии «Бишкек-Торжок». Вручает себе «Золотого орла» и отправляется в Канны. Егор Холмогоров пишет стих «Убей исламиста», а Мединский пишет статью-отповедь «Товарищ Холмогоров не прав!». В Багдаде ставят церетеллевского «Алешу» — втрое больше оригинала.

Контурные карты Ближнего Востока снова перелицовывают. Только уже не политические, а корпоративные – мы же современные люди, в конце концов. Тост «за русский народ», песни по радио, в школах учим арабский и фарси. Медали – «за взятие Алеппо» и «за освобождение Мосула». Переучреждаем ООН, в число стран-основателей вводим Татарстан и Башкортостан – как наиболее пострадавшие от агрессора республики. Репарации решено брать углеводородами.

А потом внезапно экс-президент США Джон Маккейн едет в Вестминстерский колледж в Миссури и произносит там речь. И говорит о полицейских государствах и сферах влияния. О том, что Москва уважает только силу, и что надо быть сильными. Что он не понимает, где границы экспансии, и что надо быть готовым ко всему. И чтобы не повторяться, речь назовут Вестминстерской.

Потом эту речь с купюрами напечатает газета «Известия».

Тимченко выиграет тендер на строительство Ближневосточной стены.

Россия снова закроется и сядет в окоп.

Иногда, ну их к черту – эти исторические аналогии.