Как только въезжаешь в Россию – адЪ
В отдел собственной безопасности Северо-Западного таможенного управления
В транспортную прокуратуру Выборского района
В транспортную прокуратуру Ленинградской области
Сочинение на (длинную) тему «Как я провёл 27-е января, День полного освобождения города Ленинграда от блокады, а также Международный день памяти жертв Холокоста, или как я узнал разницу между осмотром и досмотром»
Некоторые факты моей личной биографии, изложенные в этом сочинении, я бы никогда не излагал, потому что они – личные. Но иногда их приходится делать публичными, из-за общего контекста какой-нибудь очередной некрасивой истории, характерной для Страны Чудес.
У меня есть личная традиция – на 27-е января я почти что всегда приезжаю в Санкт-Петербург, чтобы сделать что-нибудь хорошее для оставшихся в живых блокадников. Хотя бы для некоторых, из тех, кого я знаю лично.
Поколение моего (теперь уже покойного) отца – 1926 года рождения – постепенно уходит из жизни. Поколение родившихся в 1936-1937 г.г. ещё имеет в своих рядах прекрасных деятельных людей, многие из которых ещё даже и не думают о пенсии. Они продолжают работать, и много! Но время берёт своё, некоторых из них подводит здоровье, некоторые из них уже на пенсии.
В отличие от поколения моего отца, у которого на блокадные годы пришлись его детство и юность, эти люди во время блокады Ленинграда были маленькими детьми. У каждого из них есть своя история того, как и почему они остались живы. И каждая такая история – это не вытянутый счастливый лотерейный билет. Это – борьба за жизнь, где шансы заведомо против тебя. Где есть меньше одного процента из ста, что ты выкарабкаешься. Где ты хочешь жить. Где тебе ещё и повезло, потому что разбомбили не твой вагон, не твой грузовик на Ладоге, не твою лодку, не твой дом вместе с бомбоубежищем… Где твоя мать дала тебе лишние 50 граммов хлеба из своей порции, а на завтра умерла от голода прямо в постели, одетая в два старых пальто, при температуре воздуха минус 20 в квартире, когда на улице минус 30…
Мы, ленинградцы, им должны. На всю жизнь обязаны – своим рождением, своей жизнью.
Например, ровно год назад, двух таких пенсионерок я пригласил в концертный зал Мариинского театра, где маэстро Гергиев дирижировал симфоническим оркестром Мариинского театра, который исполнял Седьмую (Ленинградскую) симфонию Шостаковича. Билеты на этот концерт стоили столько, сколько у этих двух пенсионерок ежемесячная пенсия. Они были очень растроганы, а сразу после финала, во время оваций публики, расплакались.
Одна из них любит ездить в Финляндию, с «оказией», если, например, я, или кто-то другой, едет. Ну любит она Финляндию, нравится ей там. И вот пригласил я её съездить в Финляндию на один день. Думаю – сам продукты куплю в супермаркете в финском, прокачусь, и прокачу её, сделаю доброе дело. Свожу ещё там её в ресторан хороший – ведь её пенсии не хватает, чтобы адекватно питаться в её родном Санкт-Петербурге. А так ведь – праздник, День снятия блокады. Утром туда, а вечером – назад.
А на следующий день, 28-го, я пригласил других троих таких же – но только по другой программе. С ними я должен был поехать в Царское Село (город Пушкин), погулять там в парке около дворца, потом поехать дальше, в Павловск, и пойти в ресторан «Подворье», чтобы выпить с ними по рюмке водки (как они любят, в этот день) и хорошенько поесть! А после этого довести всех назад в город и пойти с ними в театр. Сразу скажу, что среди этих троих была одна актриса и два театральных художника. Но не просто актриса и художники. Она – советская и российская актриса театра и кино, народная артистка Российской Федерации, ведущая актриса одного из главных театров Санкт-Петербурга. Они – самые знаменитые ныне живущие театральные художники города. Один – Заслуженный художник РСФСР, лауреат Государственной премии СССР, бывший главный художник одного из главных театров города. Другой – художник и писатель, Народный художник РСФСР, академик Академии художеств СССР, лауреат двух Государственных премий СССР, и тоже главный художник одного из главных театров города. Оба оформили по 300-400 спектаклей по всему миру, многие из которых идут до сих пор.
У каждого – своя история, про свой неразбомблённый вагон, грузовик на Ладоге, лодку, дом вместе с бомбоубежищем, 50-граммовый кусок хлеба… Но это – утром 28-го, а пока что, 27-го – это пенсионерка и Финляндия. Утром – туда, вечером, не поздно – обратно. Причём обязательно, обязательно не поздно! Потому что привыкла ложиться спать в 10 вечера, а в 7 утра уже надо идти гулять с любимой собакой. Поэтому и поехали не поздно, чтобы вернуться пораньше.
Всё прошло замечательно. Магазин-супермаркет, продукты, немного запрещёнки, для себя и для пенсионерки-блокадницы. Таможней ввоз не запрещён, если это для себя, в количестве «личного потребления». Лишь бы не было больше 50 кг на человека. А у нас всего – 20 кг на двоих.
Ресторан, вкусный ужин. Всё хорошо, день удался.
Едем назад, к границе. С финскими пограничниками и таможенниками чувствуешь себя человеком, а сам КПП – современный, тёплый, чистый.
Как только въезжаешь в Россию – адЪ. Ямы, темнота, лёд, мрачный КПП из середины 80-х и фильма «White Nights» тех же лет, с участием Михаила Барышникова.
Паспортный контроль проходим серьёзно (со стороны пенсионерки-блокадницы и меня) и угрюмо (со стороны пограничницы). Следующий этап – таможенный осмотр.
Просят открыть двери, багажник. Шуруют, шманают – в салоне, в багажнике. Не понимают. Машина пустая, на двоих 20 кг, ничего не везём, кроме продуктов. Ни газонокосилки, ни дивана, ни барбекюшницы, ни контейнера с одной тонной автомобильных запчастей. Ни катера, ни квадроцикла на прицепе. Хрень какая-то.
Делать нечего – отдают документы. Паспорт, свидетельство о регистрации транспортного средства. Сейчас откроют шлагбаум. В бокс заехать не попросят – ничего же нет почти, да и так понятно, что взвешивать груз нет смысла – ну нет у нас вещей на лимит 50 кг на человека или больше. Бывало, иногда загоняли в бокс, просили разгрузить все вещи взвесить на весах, когда было неочевидно, что лимит не нарушен. Но в этот раз – каждому понятно, что здесь килограмм двадцать на двоих, то есть по десять на каждого…
Ну давай, давай, открывай шлагбаум, хочется уехать из этого места, на трассу, домой, в Питер, чтобы успеть к 11 вечера… ну или, хотя бы, к 12.
Сидим в машине, двигатель и передача уже включены, сейчас поедем. Вдруг вокруг одного таможенника собирается толпа других, включая более старших по чину. Куда-то звонят по мобильным телефонам, о чём-то говорят, что-то обсуждают. Шлагбаум не открывают. Вдруг один из них подходит, стучит в окно. Открываю. Говорит: «Сейчас проезжайте, пожалуйста, вот туда, направо, в бокс, мы сделаем досмотр автомобиля».
Ничего не понимаю. Только что был осмотр, и мне уже отдали все документы, пожелав хорошего пути. Рука таможенника уже была на шлагбауме. Какой бокс, какой досмотр, раз уже всё осмотрели и документы отдали, да и хорошего пути пожелали?
Заезжаю в бокс, прошу вызвать старшего по смене, чтобы узнать, что происходит, и что это всё означает. Пенсионерка-блокадница начинает нервничать. Ну что поделать, старый человек. Плюс день такой – сами знаете, день снятия блокады Ленинграда. Да и с собакой в Питере погулять надо. Собака дома, и на улицу, в туалет хочет.
Ждём пятнадцать минут, ничего не происходит.
Я опять прошу вызвать старшего по смене.
Ещё через пятнадцать минут приходит старший по смене. Удивляется тому, что я не знаю разницы между словами «осмотр» и «досмотр». Объясняет мне, что там был осмотр, а теперь будет досмотр. Причину – не объясняет. Говорит, что не обязан таких причин объяснять. И зовут его Сергей Борисович Кириллов. Это написано у него на штучке. Вот так-то.
Смотрю на часы. Въехал я на российский пограничный КПП «Брусничное» в 21.30. Полчаса на паспортный контроль и таможенный осмотр – и это уже 22.00. И дальше бы на трассу… А вместо неё – бокс, и ничего не происходит уже полчаса. Уже 22.30.
Тогда я не выдержал. Сказал ему, что всё это неправильно. Что он должен назвать мне причину досмотра в боксе, при минимуме пассажиров и минимуме груза, состоящим из личных вещей. А он мне – оказывается, это и есть причина! Подозрительно это всё, на такой большой машине, да с отсутствием (!) груза. Не иначе, как запрятано что-то где-то, в крыльях.
Я говорю: «Тогда досматривайте скорей крылья, сверлите их сверлом, может оттуда и высыпется какой-нибудь запрещённый золотой песок! Только не крадите время – уже простояли 30 минут!»
Кириллов уводит подчинённых на улицу и начинает шептаться. Опять звонки по телефону.
Возвращается. Официальным тоном объявляет: «Вячеслав Евгеньевич, было принято решение проверить вашу машину на оборудовании специального приборного досмотра. Вы знаете, что это такое?»
Отрицательно качаю головой.
Он объясняет, что составление бумаг, направлений и протокола займёт десять минут, потом нужно будет проехать вооооооооот туда, в специальный ангар, в котором машина оставляется, и она просвечивается каким-то, похожим на рентгеновский, аппаратом, по типу компьютерной томографии. И это займёт ещё всего-лишь… минут сорок.
Что делать? Скандалить? Будет только хуже.
Какие провокации могут быть? Любые, о которых я читал? Это я всё одномоментно перебираю в голове.
Ладно, говорю, поехали в ангар, только быстрее.
Начальник смены предложил пенсионерке-блокаднице пройти в зал ожидания, чтобы не ездить со мной. Она растеряна. Что будет со мной, куда меня уводят? Почему? Надолго? Что будет дальше? Мы ведь уже прошли осмотр, уже должны были шлагбаум открыть. Уже 23.00, она в это время уже обычно спит, погуляв с собакой. На завтрашнее утро с собакой опять идти, в 7 утра. А мы ещё на границе, до Питера более двухсот километров! Пурга, метель, снег, ветер, мороз, холод, полная темнота. Я её успокаиваю. Говорю – не очень долго, минут сорок, как говорят.
Уезжаю с тем, кто «младшОй». Ангар, обычно использующийся для просветки грузовиков, которые «фуры». И я, выхваченный из очереди легковых машин, один единственный. Закрываю машину в ангаре, выхожу вместе с «младшИм» в отстойник. Просвечивают.
Ожидание. Десять минут, двадцать минут. Чего ждём? Нужно снимок распечатать и расшифровать. Почти что как отделение исследований компьютерной томографии какого-нибудь института онкологии РАН им. Блохина.
Результатов мне не объявляют, документы не отдают. Почему? Документы может отдать только начальник смены, поэтому младшОй едет со мной и с документами к нему, назад, на основную часть КПП.
Чувствуешь себя полной пешкой. Не человеком. Какой-то мебелью, которую можно порвать когтями, сломать ломом, разрубить топором. На которую может нассать кот. Которую выкинут на помойку и глазом не моргнут.
Приезжаем на основную часть КПП. Ждём начальника смены. Он отдаёт мне документы, угрюмо – можете ехать. Время – за полночь. Моя пенсионерка-блокадница сидит, на ней лица нет…
Пурга, метель, снег, ветер, мороз, холод, гололёд, полная темнота, трасса «Скандинавия» Брусничное – Выборг – ЗСД – Санкт-Петербург, ямы, никакой разметки, не видно, где дорога, пока не начинается ЗСД… 150 километров кромешной тьмы и ада и ещё 50 километров того, что можно назвать дорогой (пока не развалилась, после недавнего открытия).
Приезжаем в Санкт-Петербург в 3 часа ночи. Везу мою пенсионерку-блокадницу на другой конец города – в Купчино. В четвёртом часу утра входит она в свою квартиру… Собака… И с собакой ещё раз гулять идти в 7 утра.
А я еду к себе, в центр. Четыре часа утра. Нужно выпить рюмку, после такого… Спать ложусь в шестом… В восемь подъём – к десяти нужно успеть за моими художниками и актрисой, чтобы с ними ехать в Пушкин…
Ну вот, я и хочу спросить отдел собственной безопасности Северо-Западного таможенного управления, транспортную прокуратуру Выборского района, транспортную прокуратуру Ленинградской области – а в этой истории всё в порядке, как вы считаете? Особенно на 27-е января, День полного освобождения города Ленинграда от блокады? Особенно, когда у меня в машине пассажирка-блокадница, пенсионерка, пожилой человек?
Или мне надо официальные запросы делать?