Накануне большого террора
Для власти нет границ между внутренней и внешней агрессией. Нападение на Украину было средством мобилизации и консолидации населения, арест Чубайса остается стратегическим резервом внутреннего управления
Михаил Ходорковский пафосно заявил, что не поедет работать в Украину, если его пригласят. Хотя никто пока не приглашал. Не поедет, потому что Украина воюет с Россией.
Через несколько дней его отца вызвали на допрос в следственный комитет. Многие перед расстрелом кричали «Сталину слава!». Никому не помогло.
Но жизнь продолжается — это на разные лады повторяет русская интеллигенция, с упоением обсуждающая стоимость часов пресс-секретаря президента России Дмитрия Пескова. И некогда ей думать о таких мелочах, как создание Николаем Азаровым комитета, который собирается спасать Украину. Помню, в детстве прочел я в какой-то книге про Суворова (не Виктора), что тот — освободитель Польши. Спросил у папы — от кого. В ответ услышал: от поляков. Так и спаситель Азаров.
А до того был спаситель Куусинен, которого так и не довезли на танке в Хельсинки. И Гусак с Кадаром и Кармалем. Прием старый, отработанный еще при захвате Россией Украины и Закавказья при восстановлении русской империи под названием СССР. И пытались то же провернуть с Литвой в 1991 году, был тогда комитет спасателей.
До последнего момента самые достойные люди считали невозможным захват Крыма, они же никак не предполагали прямого военного вмешательства России в Донбассе. Так почему следует считать невозможным приезд Азарова и его комитета в Киев на русском танке? Или провозглашение Донецка временной столицей Украины? и переход восьми областей, образующих Новороссию, под власть этого комитета? А еще в Москве могут вспомнить комбинацию с переносом столицы Украины в Харьков. Там может появиться Азаров и прочие комитетчики. Настроения в городе не изучаются, а информация приходит оттуда весьма тревожная, особенно результаты последних выборов.
Но это в Москве обсуждать некогда и некому. Там даже не обращают внимания на то, что страна находится накануне нового большого террора — вертикально организованной чистки элит. О ней вновь заговорил один из спикеров режима — протоиерей Всеволод Чаплин: смена элит, смена элит. О ее приближении свидетельствует то, что репрессии направлены против сколковского охвостья и окружения Анатолия Чубайса. Все эти люди претендовали в президентство Медведева на создание еще одной элитной группы, опирающуюся на инновационную экономику и интеграцию с западом. Теперь они под ударом. И теперь становится все более ясной роль Алексея Навального.
Приближается большой террор. Прежний был вертикально организован — от наркома до уборщицы, от маршала до лейтенанта, и погибло больше уборщиц и лейтенантов, чем наркомов и маршалов. Сопротивляться этому невозможно. И потому единственное, что остается. это сочувствие, в том числе сочувствие наркому, маршалу, коррупционеру. Тоталитарный эгалитаризм нацелен на то, чтобы лишить людей способности к сочувствию, чтобы они радовались падению вознесшихся. Именно поэтому я и считаю Навального с его популизмом и социальным вуайеризмом пособником и соучастником власти, и всех, кто его поддерживает, тоже: все они готовят общество к большому террору, все они лишают людей способности к сочувствию.
Люди, считающие себя приверженцами демократии, в популистском угаре не замечают, что превращаются в агрессивную и злобную толпу, которой все равно кого топтать. А для власти нет границ между внутренней и внешней агрессией. Нападение на Украину было средством мобилизации и консолидации населения, арест Чубайса остается стратегическим резервом внутреннего управления.
Долго думал и гадал, как же лучше называть то образование, которое именуется тоталитарным. Тоталитарное государство — не скажешь. Тоталитарное общество — тем более. А вот тоталитарное сообщество или тоталитарное содружество — в самый раз. Именно в нем реализуется философия общего дела, именно в нем у всех свои ниши, даже у отщепенцев, все равно остающихся элементами системы.
Авторы сборника статей о русской интеллигенции «Вехи», появившегося в 1909 году, честно пытались разобраться с той кастой, которая именовала себя интеллигенцией. В ту эпоху гордость принадлежностью к интеллигенции была гордостью сословно-корпоративной. Сословие это было неформальным, однако более чем реальным и общественно-значимым. В тоталитарную эпоху, включающую и нынешний извод тоталитаризма, — это гордость принадлежностью к одной из корпораций корпоративного государства. И то и другое исключает иерархию социальной идентичности, заменяет гордость принадлежностью к нации и обществу. Корпоративность и малые дела для того и существуют, чтобы не допустить общественного единства. что же до нации, то нацизм с его расовой теорией не есть национализм, порождающий национальное государство. Русская великодержавность и имперство тоже.