«Укропами» по «колорадам»: Гасан Гусейнов о новоязе ненависти
«Ватники», «правосеки», «майданутые», «путиноиды» и иже с ними… Что делает с нами лингвистическая «гонка вооружений»?
За последние полтора года русский язык наводнили слова-паразиты, размножившиеся под радиоактивным солнцем российско-украинского конфликта. О том, что делает с нами и нашим сознанием «новояз ненависти», Анастасия Буцко и Ефим Шуман поговорили с Гасаном Гусейновым — известным российским филологом и профессором Высшей школы экономики в Москве и Базельского университета.
DW: Гасан, естественно, что события воздействуют на язык. А как язык воздействует в ответ? Программирует ли он события?
— Тут придется взобраться на котурны. Мандельштам писал в 1928 году (цитирую почти дословно), что в жилах каждого столетия течет чужая кровь — язык предшественников. И чем исторически интенсивнее век, продолжает он, тем тяжелее вес этой крови.
Это значит, например, что страшная агрессия, которая содержалась в советском русском языке (все эти формулы «если враг не сдается, его уничтожают», «кто не с нами, тот против нас», выражения вроде «враги народа» и сотни других), запрограммировала высокую готовность к насилию и его агрессивное же «неузнавание». Многие люди, например, считают нормальным «отлупить» ребенка, просто не видят в этом насилия.
— То есть повторяя, пусть и в шутку, такие обороты как «косить укропов» или «опускать ватников», мы программируем тем самым действительность?
— Да, и тут ответственность лежит прежде всего на массмедиа. Больше скажу: те негодяи, которые первыми объявили, что в Киеве произошел «фашистский переворот» и к власти пришли «бандеровские нацисты», включили в сознании и своих, россиян, и половины Европы автоматическую реакцию страха и отторжения. А ведь все прекрасно знали, что никакого «фашистского переворота» на Украине не было. Мало того: если раньше лингвистический национализм действительно был проблемой, то как раз в разгар отрешения от власти Януковича в центре стояла уже не языковая проблема…
— Негативно окрашенный «новояз» существовал всегда. Но сейчас есть ощущение, что«майданутых« и прочего «крымнашизма» стало во много раз больше, чем прежде — «черномазых», «хорьков» и «чучмеков«. Так ли это? И если да, то почему?
— Ощущение абсолютно верное, потому что о «черномазых» и «чучмеках» говорили все-таки только низы общества, а противостояние «майданутых» и «колорадов» проходит сквозь все страты, захватывает людей независимо от уровня образования и социально-культурных компетенций.
— Язык — живой организм. Многие филологи, в частности вы, полагают, что его нужно принимать со всеми изменениями, включая и бранную лексику. Значит ли это, что и антиукраинский и антирусский «новояз» тоже следует принять как данность?
— Для исследователя – конечно, да. Хороши бы мы были, если бы не изучали этот язык. Для сотрудников СМИ, я бы сказал, в полный рост встает проблема политической корректности: она нужна именно для того, чтобы различать и давать почувствовать это различие читателям и зрителям: вот это – взвешенное и стремящееся к объективности описание людей и событий, а это – то, как события описывают непосредственные участники и контрагенты.
И вот здесь есть принципиальная разница между СМИ в России и, например, в Германии. Российские государственные или официозные СМИ, простите за пафос, предали своего зрителя и читателя. Вместо достоверной и добросовестной журналистики идет поток пропаганды, разжигание ненависти и готовности к настоящей «горячей» войне. И все это держится, действительно, на двух-трех словах: «фашист», «укроп», «майданутый». Иначе говоря, якобы раскрывший свое старое историческое лицо «бандеровца», «гитлеровца». Не человек, а трава, а если и человек, то умственно неполноценный. Что отражено и в антирусских формулах. «Колорад», скажем, – это насекомое, а не человек.
— Чисто лингвистически: из какого материала строит себя этот «новояз«? На первый взгляд, очевиден отсыл к двум языковым топосам: риторике советской пропаганды (причем разных эпох – от сталинизма до брежневизма) и, конечно, к мату, уже на уровне словообразования. Так ли это?
— Это интересный и важный вопрос, разобрав который, мы гораздо больше поймем в состоянии сегодняшнего сознания. С одной стороны, никакие «повторения» и «возвращения» попросту невозможны, но эмоционально население России и многочисленной диаспоры вторично заражается или подзаряжается сталинизмами и брежневизмами через старое советское кино, которое беспрерывно крутят по всем каналам гостелевидения. Это сотни речевых клише, к которым добавляются всякие речения Столыпина, например, про «великую Россию и великие потрясения», так что выходит невообразимый идеологический винегрет.
— Еще Гроссман писал о том, что Советский Союз, воюя против нацистской Германии, заразился вирусом фашизма. Является ли нынешний язык ненависти очередным проявлением этого заболевания?
— Язык ненависти господствует на бытовом уровне, определяет мелкую моторику социального взаимодействия, а идеология фашизма становится усилителем этого бытового навыка.
— Как нынче поется в «околонародных» песнях, «у хохла и русака два похожих языка». Означает ли это, что и язык ненависти — один на два воюющих государства?
— Украина — страна процентов, наверное, на 70 — русскоязычная. Это и злит больше всего российских реконструкторов империи. Мнимые патриоты России больше всего боятся появления альтернативной, свободной, демократической «другой России» — в Украине, сонаследнице Российской империи и СССР.
— Как вы считаете: насколько прочно укоренятся и какие плоды дадут «укропы», «майданутые» и «колорады» в языке?
— Бранные слова останутся в истории языка и будут подпитывать взаимную неприязнь. Несчастье нашего времени — в виртуальном бессмертии вообще всех слов. Благодаря соцсетям, мгновенному обновлению старины на любую глубину, вирулентна вся ненависть, накопленная не одним годом, а веками. Но к нашим людям и к нашим СМИ понимание ценности политкорректности пока не пришло…