Предыдущая статья
Зарисовка из московской промзоны
Хорошее же дело — жара в Москве. Девки в трусах и на шпильках длиною со ствол флотского маузера. Стрелять правда не стреляют, но как заклинит каблук в брусчатке — сотрясают телом темпераментно, с огоньком. Где тебе еще все это покажут, кроме стрипклубов, а тут вот оно. Так нет же — поперся в промзону. Слева — копченый забор из бетона, уходит по параболе в пыльную перспективу. Поверху, где еще не сперли, проволока кучерявится, прикидывается колючей. Редкая проходная нарушает эту нехитрую и бесконечную геометрию. Справа — фуры. До горизонта, в колонну по одному. Одному, одному, не докапывайтесь. Кто хоть раз видел фуру, знает: она мужского рода. Другое тут и не пройдет. В дорожных ямах можно рассадить пулеметчиков. Людей почти нет, но это даже лучше.
Что может привлечь классово чуждого человека явиться сюда в здравом уме без поддержки с воздуха?! (Съемку артхауса не предлагать). Верно — шоппинг. Надувной матрас понадобился. Нет бы с курьером заказать, как приличный, — сам пришел. Сам! Ногами. Все равно же в городе и недалеко. Как сказал киногерой, мамо, ви родили идиЕта…
У русских дорогу тут лучше не спрашивать — нога трезвого аборигена ступала здесь в последний раз при стрелецком бунте. Казалось бы, осилить три недлинных наречия «прямо», «налево» и «направо» подъемно и с бодуна. Но после запрета всех «мля» и «нах» — надежных служебных и связующих частей речи — местный житель и вовсе приумолк: развалился в его заболоченном мозгу весь конструктор. Взяли же за моду — последнее отнимать, мать.
Лучший вариант — словить охранника из Белорусии или с Луганщины, а оптимально — златозубого извозчика с Южного Кавказа, эти уже выучили тут, на Шарикозароликовой, всю топографию, вплоть до подземных вод. Как, я не знаю, дома у себя. Совсем от рук отбились.
Промзона ныне относится к промышленности как Арабская Весна к древнему Египту, а именно: строго территориально. Пролетариат был по умолчанию упразднен. Да и в самом деле, — к чему он в стране, которая не производит даже гондоны? Несметные гектары арендуют теперь торговые офисы с товаром в диапазоне от морской свинки до сауны.
Я, ведомый ложной нумерацией, заплутал в цифрах и решил держаться генерального направления, покуда не упрусь в старожила. Монгольские сборщики дани ускакали отсюда совсем недавно, но, судя по редким встречным, оставили потомство. Фуры сошли на нет, начались буераки. Венчал это дело пустырь с выжженной землей и несколькими пирамидами обугленного мусора. На пустыре, рядом с брошенным самосвалом отливал мужик. Не стыдливо, шкерясь за мусорной кучей, а симфонически, раскинув в стороны руки как распятый. Широка страна моя родная, обссыкай-не хочу. И, не прерываясь, — «чо, заблудился?»
-Есть немного.
-Ща, разъясню.
Мужик справился. Хватило двух падежей и полминуты. Я нарезал круг, нашел нужную проходную и по телефону затребовал матрас. Пока его несли, начал обрастать бородой, но дождался. В моем понимании за это время матрас можно было изготовить, надуть, спустить на воду и не спеша доплыть туда, где никто и никогда не слыхал ни о Макаре, ни о телятах.
Что может привлечь классово чуждого человека явиться сюда в здравом уме без поддержки с воздуха?! (Съемку артхауса не предлагать). Верно — шоппинг. Надувной матрас понадобился. Нет бы с курьером заказать, как приличный, — сам пришел. Сам! Ногами. Все равно же в городе и недалеко. Как сказал киногерой, мамо, ви родили идиЕта…
У русских дорогу тут лучше не спрашивать — нога трезвого аборигена ступала здесь в последний раз при стрелецком бунте. Казалось бы, осилить три недлинных наречия «прямо», «налево» и «направо» подъемно и с бодуна. Но после запрета всех «мля» и «нах» — надежных служебных и связующих частей речи — местный житель и вовсе приумолк: развалился в его заболоченном мозгу весь конструктор. Взяли же за моду — последнее отнимать, мать.
Лучший вариант — словить охранника из Белорусии или с Луганщины, а оптимально — златозубого извозчика с Южного Кавказа, эти уже выучили тут, на Шарикозароликовой, всю топографию, вплоть до подземных вод. Как, я не знаю, дома у себя. Совсем от рук отбились.
Промзона ныне относится к промышленности как Арабская Весна к древнему Египту, а именно: строго территориально. Пролетариат был по умолчанию упразднен. Да и в самом деле, — к чему он в стране, которая не производит даже гондоны? Несметные гектары арендуют теперь торговые офисы с товаром в диапазоне от морской свинки до сауны.
Я, ведомый ложной нумерацией, заплутал в цифрах и решил держаться генерального направления, покуда не упрусь в старожила. Монгольские сборщики дани ускакали отсюда совсем недавно, но, судя по редким встречным, оставили потомство. Фуры сошли на нет, начались буераки. Венчал это дело пустырь с выжженной землей и несколькими пирамидами обугленного мусора. На пустыре, рядом с брошенным самосвалом отливал мужик. Не стыдливо, шкерясь за мусорной кучей, а симфонически, раскинув в стороны руки как распятый. Широка страна моя родная, обссыкай-не хочу. И, не прерываясь, — «чо, заблудился?»
-Есть немного.
-Ща, разъясню.
Мужик справился. Хватило двух падежей и полминуты. Я нарезал круг, нашел нужную проходную и по телефону затребовал матрас. Пока его несли, начал обрастать бородой, но дождался. В моем понимании за это время матрас можно было изготовить, надуть, спустить на воду и не спеша доплыть туда, где никто и никогда не слыхал ни о Макаре, ни о телятах.