ЕАЭС и тема совместной охраны границ
Российский «hardpower» на Ближнем Востоке актуализировал повестку безопасности в Центральной Азии. Основным «перезагрузочным» фактором послужил запуск ракет в акватории Каспия. Есть в этом факторе логика и конкретный план, каков потенциал разворачивания театра военных действий в ЦА в интервью «Саясат» московский политолог Аркадий Дубнов.
Аркадий, давайте начнем с вопроса, который, наверняка, многих мучает – есть ли у России стратегия действий в Сирии, есть ли четкое понимание целей и план по их достижению? Иной раз складывается впечатление, что ИГИЛ выступает удобной страшилкой, которой прикрываются для продвижения своих интересов. Данная тактика касается всех ключевых геополитических игроков. К примеру, российские политики и эксперты начали активно муссировать тезис о критичности ситуации в Афганистане. На самом ли деле Центральная Азия может стать вторым фронтом активности международного терроризма и борьбы с ним?
Ситуация в Афганистане, безусловно, непростая. Особенно на севере, где талибы в последние недели продемонстрировали свои боевые возможности, обнаружив слабость правительственных сил. Буквально вчера талибы овладели уездом Гормач в провинции Фарьяб вблизи границ с Туркменией. Однако пока нет никаких свидетельств, что «Талибан», позиционирующий себя как исключительно национально ориентированная структура Афганистана, готов распространить свою вооруженную активность на территорию ЦА, что не означает ненужности приведения в боевую готовность сил и средств по обороне границ государств региона. Кроме талибов, среди боевиков в Афганистане есть множество этнических выходцев из стран ЦА и России, которые вполне могут отрабатывать другие поставленные перед ними задачи, в том числе, и за пределами северных границ Афганистана.
При этом, я полагаю, что сложившаяся ситуация в ЦА предоставляет исключительные возможности для России увеличить свое военное присутствие и политическое влияние в регионе. Я уже говорил, что впечатляющая операция талибов в Кундузе в начале октября была выгодна всем. Кабулу и Вашингтону, Москве и Душанбе, как, впрочем, и всем остальным столицам ЦА… Первым для обоснования необходимости пролонгирования американского военного присутствия в Афганистане, что, в конечном счете, отвечает интересам всех стран региона; Москве – по указанным выше причинам;
Душанбе – для демонстрации правильности своей так называемой борьбы с исламским экстремизмом, преследования Партии Исламского Возрождения Таджикистана (что, в результате, приведет к еще большему росту радикальной исламистской фронды).
Так что, если бы не было взятия Кундуза, надо было, как говорится, его выдумать…
При подготовке договора об ЕАЭС одна из сторон активно лоббировала, в том числе и положение о совместной охране границ, но в итоговый документ эта норма не вошла. С учетом текущих геополитических реалий насколько вероятно возвращение к этому вопросу, да и сам сценарий его реализации?
Думаю, что в рамках ЕАЭС в обозримом будущем тема совместной охраны границ не будет актуализирована. Если это и станет возможным, то только в рамках двухсторонних договоренностей между Россией и отдельно взятой страной. На сегодняшний день такая перспектива просматривается только в отношении Таджикистана.
Насколько в Центральной Азии вероятен дуумвират, где российская сторона обеспечивает оборону и отвечает за безопасность, а Китай «сидит» на экономике?
По факту это разделение уже имеет место. С той лишь разницей, что страны ЦА с большей охотой готовы слиться в экономическом «экстазе» с Китаем, нежели укрыться под зонтиком безопасности, раскрываемым Россией. Особенно это стало наглядно после российского вмешательства в войну на Украине, породившего опасения относительно использования Москвой своих вооруженных сил, дислоцированных в других странах СНГ.
Российская кампания в Сирии актуализировала проблему Каспийского региона. На Ваш взгляд, как дальше здесь будет развиваться ситуация?
На мой взгляд, ракетные стрельбы по Сирии с российских кораблей из акватории Каспия способны привести к новому витку напряженности в этом регионе, росту взаимного недоверия и, в результате, к провоцированию военной активности на Каспии. Иранские военные корабли уже двинулись к Астрахани, чтобы поменяться боевым опытом с российской Каспийской флотилией. Вряд ли происходящее будет приветствоваться в Астане, Баку и Ашхабаде… Нужно ведь учитывать, что поверхность моря, в отличие от его дна, еще не разделена между пятью прибрежными странами, что дает богатые возможности для различных политических манипуляций…
События последних нескольких лет заметно увеличили долю международной политики в Realpolitik всех стран, в том числе и периферийных. Не обошел этот тренд и Казахстан, где внешнеполитические события стали довлеть над внутристрановыми новостями. Особенно это заметно по рабочему графику президента Назарбаева. Насколько сильно этот тренд изменит акценты в вопросе модели и механизмах транзита власти в Центральной Азии?
В таких странах, как Россия и Казахстан величие лидера и его место в истории неотделимы от имени страны. Вспомните замруководителя кремлевской администрации Володина с его словами: «есть Путин — есть Россия, нет Путина — нет России». Пропаганда Кремля и Акорды постоянно навязывают внутренней аудитории такую связку. В России подобным образом стремятся повысить рейтинг Путина, который «продается» в качестве самого «крутого» политика планеты, способного принимать верные решения при том, что, по его собственным словам, он никогда не ошибается. Этот фактор, помноженный на специфически патриархальный менталитет большинства россиян, позволяет обезопасить правящий режим от внутренних потрясений, несмотря на очевидное ухудшение уровня жизни вследствие, в частности, западных санкций.
В Казахстане при внешне похожем рисунке соотношения имиджа лидера с положением страны с не сильно отличающимся менталитетом населения, ситуация выглядит иной. Назарбаев, считающийся создателем современного независимого Казахстана, должен обеспечить его реальный суверенитет на внешней арене и стремится минимизировать зависимость Казахстана от России как в экономической, так и в политической сфере. Особенно важно это во времена кризиса, как сейчас. Отсюда его последний месседж об опасности наступающего тяжелого кризиса, я имею в виду его встречу с премьером Масимовым 19 октября. Все это происходит в условиях определенного транзитно-властного цейтнота, елбасы должен успеть определиться с политическим преемником, пока он здоров и дееспособен.
Думаю, что именно этими особенностями переживаемого Казахстаном этапа определяется внимание к внешнеполитической стороне деятельности Назарбаева, официозом наращиваются сакральные черты образа елбасы, чтобы его авторитетом максимально обеспечить безопасность транзита власти. С другой стороны понятно, что времена кризиса – не лучшие для совершения такого транзита. Поэтому, не исключаю, что главные события этого транзита не стоит ожидать совсем скоро…
За всеми этими геополитическими перипетиями затерялась тема политической модернизации, которую не так давно анонсировали казахские власти. Может сложиться впечатление, что этот вопрос потерял свою актуальность, особенно учитывая фобии политической элиты Казахстана. Или все-таки на встречах с сильными мира сего, которых за последние несколько месяцев было более чем достаточно, обсуждалась кулуарная часть политической модернизации? В нашей стране одним из дискурсов является вопрос о независимости государственного курса. Многие местные наблюдатели спешат обвинить Акорду в отсутствии четкой позиции по отстаиванию национальных интересов. Другие же, наоборот, склоны считать, что официальная Астана проводит эффективную внешнюю политику. Вы как эксперт, как сторонний наблюдатель, как бы вы разрешили этот спор?
Ответ на предыдущий вопрос отчасти может служить ответом и на этот вопрос. Добавлю только, что при необходимости власти в Казахстане всегда могут сослаться на тот же экономический кризис, а также на угрозу безопасности региону, которые заставляют отложить политическую модернизацию на более поздний срок. При грамотной подаче эти аргументы будут выглядеть вполне убедительными.